Театр Карабаса - это театр господства репертуара и диктатуры режиссёра. Это театр Гордона Крэга, театр "актёра-сверхмарионетки". Торжественный театр Но, рыночный Кабуки, наш Мейерхольд - всё из этого лукошка. Публика подготовлена к работе над расшифровкой смыслов, все потеют, все стараются, все боятся. Касса, прибыль, скандалы. Фабрика такая.
Со стороны выглядит, понятно, жутковато. Все стонут. Режиссёр стонет, что актёры - эталонные тряпичные бездарности, актёры воют по клеткам, что не продохнуть, что задавлены бесправием, зрители устают, критика всё понимает. Крушение бизнеса Карабаса объяснимо. Инерционно какие-то бесноватые поклонники ещё толпятся у кассы, но всё больше приезжих провинциальных лиц.
И тут внезапный Буратино! Буратино создаёт конкурирующий с Карабасом творческий коллектив, основанный на иных принципах. Всё прекрасно. Только, как справедливо замечает сам Буратино, играть Буратино "будет сам себя", а не какие-то там пьесы.
Что там сам из себя наиграет Буратино ко второму театральному сезону? А к третьему? Из воспоминаний и опыта - чулан, сизый нос, крыса, страна дураков, Дуремар и жулики. А это каждый зритель пережил самостоятельно раз по сто. Из культурного багажа у Буратино - азбука, которую он точно держал в руках. И этим он от зрителя ничем не отличается.
У прочих актёров самое яркое переживание - побег из карабасовского творческого концлагеря. И всё.
Будут Буратино со товарищи играть сами себя, полемизируя с Барабасом, пока сил у них хватит.
Репертуара нет, все рассыхаются, покрываются трещинами, моль, пыль, потёртая Мальвина, столярный клей по утрам, трясущиеся руки и бубнёж про надоевшего Буратино, который всё играет и играет самого себя. Сбегут актёры и от Буратино. При Барабасе все дружно ненавидели одного, а теперь-то придётся ненавидеть всех любимых товарищей.
А Карабаса уже нет - Карабас прогорел и сейчас он пират на Бермудах. Зовут его теперь Черная Борода, помолодел, руки дело помнят, команда вышколена, паруса, скрип такелажа, всё уважают, обещали фильм снять. Женщины в вольно сидящих корсетах, влажные кудри, ром, дублоны, резня на белом песке - всё что нужно крепкому человеку средних лет. Дуремар при Карабасе, понятно. Судовой хирург. Загар ему идёт. Ведёт дневник, употребляет, пользуется успехом.
На карабасовский трёхмачтовый смотрят буратиновые сотрудники и мечтают.
Развал безжалостного и бездушного производства приводит к беспомощной кустарщине. Я так постоянно говорю своим сотрудникам, развешенным по гвоздикам. Не хочешь бездушного к тебе технологического процесса? Пыль дорог, старенький пудель и медяки в шляпе ждут тебя, манят свободой? Скоро, стало быть, начнёшь вспоминать, завернувшись в рванину уворованных задников, бесчеловечный гул прокатного цеха, где бригада, графики, нормы и премии.
Джон Шемякин