20 лет прошло, а до сих пор накатывает… Только мамы больше нет… В ночь с 26 на 27 октября 1997 года я вернулся. Оттуда, откуда кому-то вернуться не посчастливилось…
Двое суток в плацкарте прошли довольно спокойно, если не считать двух пьяных десантников-дембелей, увешанных всякими значками, которые приставали к проводницам-близняшкам в моем вагоне. Впрочем, после того как они попытались обозвать меня и еще трех ребят вэвэшников «мусорами» их быстренько ссадил настоящий милиционер с поезда. Рожи, правда, у них к этому времени были уже изрядно помяты. Мои случайные попутчики, которые ехали из Ростовского госпиталя в часть, сошли за несколько часов до Челябинска. Мы распрощались. Вернее сказали «до свидания». За «прощай» можно было и по роже получить.
Они пожелали мне хорошо доехать, а я им хорошо дослужить. Славные ребята. «Медведи» из Сибирского округа ВВ…
Ночью, уже ближе к утру, мы подъезжаем к какому-то городу. «Миасс это», - отвечает на мой вопрос проводница. «Круто, - подумал я и пошел собираться, - через часок мы будем в Челябинске, там, на автобус и еще через три-четыре часа я буду дома». Но не тут-то было. Поезд простоял в челябинском городке час, так как часы переводили назад. За это время я проклял все на свете. Потом же было все по плану. Челябинск, автобусная касса без очереди (как здорово, что ж/д вокзал соединен с автовокзалом), вполне приличный «Икарус» и четыре часа немигающего взгляда в окно на снег, сосны и березы. «When I Come Around» неслось из наушников плеера…
И вот я в городе... Военный патруль шарахается от меня. Мне смешно. По их меркам я внешне тяну как минимум на контрактника.
Еду в трамвае... Здесь тоже народ от меня шарахается. Это уже никак не смешно. Кем они меня считают? Наверное, никак не своим защитником, а наоборот. Знаем, слышали. Мы – убийцы, а они – борцы за независимость. Только потом все поменяется…
Выхожу за четыре квартала до своего дома. Иду, глазею по сторонам. Не узнаю свой город. Все поменялось. Где-то в лучшую сторону, где-то в худшую. Но это мой город. Жаль что сейчас не сентябрь…
«Товарищ сержант, разрешите обратиться?» - маленький солдатик-первогодок отдает мне честь. Его приятель мнется неподалеку. Нескладные, в новеньких, не отглаженных шинельках. Неужели я такой же был? «Да брось ты козырять, чего хотел?», - спрашиваю я. «У вас закурить не найдется?». Отдаю ему целую пачку «Самца». У них сейчас плохо с куревом. Травят какой-нибудь гадостью типа «Дымка», да и тот, наверное, курят по одной сигарете на троих-четверых…
Уже почти у дома, останавливаюсь рядом с булочной… Как лбом в стену уперся. У грязного входа сидит нищий-калека. Без ног. В шапке мелочь. Из под распахнутого пальто виднеются орденские планки и орден «Великой Отечественной войны». Единственный мой крест жжет мне грудь через китель. Внутри все сжимается… Как в тумане выгребаю из кармана бушлата всю бумажную мелочь и сваливаю ее ему в шапку: «Прости, батя…». Старик плачет… Я, кажется, тоже. Отворачиваюсь и почти бегу в сторону дома. «Спасибо, сынок…», - догоняет меня его фраза и бьет в затылок как пуля…
Стою у подъезда. Курю. Поправляю берет, одергиваю форму. Вроде все нормально. Ступеньки. Лифт. Палец давит сначала на кнопку этажа, потом на кнопку звонка. Утро. Часов одиннадцать. Время замерло…
- Кто там?
- … - язык меня не слушается, - Мама, это я…